«ПС» представляет нового автора – Саида Абишева и его рассказы о ведущих омских художниках-авангардистах из неопубликованной книги «Из-под копчика — в пространство!». В основном, это «мирные беседы друзей-философов, не обременённых заумью, полные пьяного веселья и чайной нерасторопности». А иногда это просто зарисовки из встреч с разными людьми, прежде всего – с Артуром Муратовым, его братом-однофамильцем Дамиром и Сашей Пантюхиным.
Дамир
— Нашей матери не повезло, — сказал как-то Артур. — Два сына — оба художники!
Собственно, при первой встрече Дамир мне не показался интересным — ни внешностью, ни разговором. И в картины его я въехал тоже лишь спустя какое-то время. Сарказм, самоирония, отстранённость от общепринятого — почему-то сразу это меня не зацепило. Зацепило, когда Артур привез меня в Дамирову «Галерею Кучум». Избушка в глубоком частном секторе, снаружи – ничего необычного, внутри — о, что там внутри…
Отдельный мир — мир Дамира Муратова. Стол-гороскоп, Черный ящик Икара. И картины, картины, картины…
— Почему вы с Дамиром такие разные? — спросили Артура в одном из интервью.
— Понимаете, Дамир движется из Азии, а я – из Европы, из городу Парижу. Вот где-то посередине мы и встретимся.
— А вместе вы рисовать не пробовали?
— Был один такой опыт. Решили мы нарисовать тайную вечерю. Нормальный такой мусульманский сюжет. Шестерых апостолов рисует он, остальных – я. Христа рисуем вместе. На первом же апостоле мы переругались и с тех пор больше вместе не рисуем. Артур рисует пальцами, разлитыми красками, растворителем. Дамир в своих картинах использует жесть, какие-то предметы – чайники, лопаты, игрушки.
— Артур, почему ты рисуешь пальцами?
— Если между мной и холстом окажется кисть, то это будет ложь…
8 марта
— Артур, как отметил-то?
— Я не отмечаю праздники, которые выдумала Клара Цеткин!
Рамка
Случилось так, что у Артура кончились все, какие есть деньги. Для художника — обычное дело. Для Артура – тем более. Денег нет, но нужна была рама для картины. Чтобы продать картину и добыть денег.
И случилось так, что некто Князь, будучи глубоко и первобытно пьян, проходил в пять утра мимо некоего госучреждения. И приглянулась Князю стеклянная в рамке вывеска этого учреждения, и вспомнил он о своем друге, Артуре Муратове, и его бедственном положении. И снял этот самый некто Князь с этого самого учреждения эту самую стеклянную вывеску. И принес ее к Артуру.
Из этой вывески получилось две картины — рамку Артур использовал для уже нарисованной, а на стекле нарисовал другую. А ведь висела эта вывеска себе на стене, и ничто не предвещало, что она станет шедевром. И ломали, наверняка, голову служащие – кому могла понадобиться табличка. И через века озадаченные потомки будут долго выяснять происхождение под слоем краски слов:
Областная Природоохранная Прокуратура.
День рожденья
С тех пор, как я связался с Артуром, уже не удивляюсь ничему. К примеру, когда в 2 ночи зазвонил телефон и Муратов сообщил, что послезавтра у него, оказывается, День рожденья, я опять ничему не удивился.
— Только обязательно приди, понял?
— Понял, понял, приду…
— В 6 часов, не опаздывай!
Захватив с собой Гарика, Гарик захватив с собой багет — лучший подарок художнику — в без пятнадцати шесть мы уже сидим на аллее около Артурова дома, поскольку самого Артура дома не оказалось. Ранняя осень, тепло, солнце – хорошо! В общем-то Артур предупреждал, что может слегка опоздать — с утра он намечал подсобрать денег с различных лавок и галерей, куда он сдавал свои картины.
Сидим, ждем, потихоньку собираемся: подошёл Женя Заремба, Вася Сироткин, тепло, беззаботно, листики. Ближе к шести перебрались к подъезду Артура, гонцы слетали в магазин и у нас теперь всё готово для отмечания Дня рождения: интеллигентное количество водки и соответствующей закуски. Виновника нет, а время уже половина седьмого:
— Надо начинать. Если у него нос хороший, он сейчас объявится…
Оглядываясь (непонятно, правда, почему) выпили первый тост за здоровье именинника. То-сё, веселимся потихоньку, тепло всё так, беззаботно. Плавно переходим ко второму тосту…
…Тут к подъезду подъезжает ископаемого вида жига, из нее появляется невменяемо пьянющий Артур с разбитым носом, весь в крови, как всегда весёлый. В общем — всё испортил…
Телефон.
Артур может позвонить днём и совершенно запросто ночью.
Как жизнь? пытаюсь изобразить бодрый голос.
Да ты приходи, я всё крашу. Знаешь, сколько я уже накрасил?..
Сколько я его знаю ни разу не сказал «рисую». Крашу. От слова «Красота»?
Красота
Артур, слыхал, что Титыч ломанул? Дамир, заваривая чай, делает выжидательную паузу. Тоже ведь как: то ли для того, чтобы дать подумать, толи для того, чтобы убедиться в твоём собственном бессилии.
Что он опять?
Он сказал, что художники самые никчемные люди на Земле.
Да кому они нужны, художники эти… Артур углубился в какой-то журнал.
Нет, он говорит, что раз художник нарисовал картину, люди её покупают, вешают на стену. Художник дальше рисует, опять продаёт, опять на стену. Художников много, все рисуют, скоро стен станет не хватать. Старые картины снимают и в кладовку. Вешают новые. Потом эти — тоже в кладовку. В итоге на картины переводятся все природные ресурсы. Кладовки забиваются, картины покрываются пылью, превращаются в хлам. И так далее, и этим хламом постепенно покрывается всё на свете.
А ты не крась хлам, ты красоту крась…
Классик
Уже давно (надеюсь – хорошо) зная Артура, я иногда задумываюсь – может, так и надо сознавать свою исключительность и гениальность, не страдая по этому поводу ложной скромностью, но и не возносясь над людьми, ко всему – в том числе и к себе – имея внушительную дозу стёба, доброй иронии и едкой язвительности?
Я – последний классик 20-го века! – заявил он однажды. И, глядя на его картины, стихи и всё, что он делает, сложно возразить.
Я единственный, кто поставил шедевры на поток! Я должен делать их настолько классно, чтобы даже самый распоследний человек, который никогда в жизни не повесил бы себе картину в квартиру, чтобы и его достало.
Для чего я работаю? Чтобы плодить радость! Гляди, какой кайф! – он наносит заключительные мазки на холст и явно доволен результатом. Картина и в самом деле безоговорочно великолепная и оспаривать его заявления уже нет никакого желания.
Вот так сидишь-сидишь и думаешь: почему же я за всю жизнь не сделал не одной программной вещи? Но я же только начал, зачем же программные вещи делать? Фишка в том, что надо делать хорошо то, что ты умеешь делать классно. Без всяких программных заявлений.
Картина не должна работать, картина должна украшать!
Почему я делаю классные вещи? Потому что я видел миллион классных вещей! Почему я пишу классные стихи – потому что я читал миллион классных стихов! Как ещё по-другому?
Примечания
Игорь (Гарик) Рыбалко художник Лицейского театра
Андрей Титов, Евгений Заремба и Василий Сироткин омские художники.
Саид Абишев – ныне свободный художник, занимающийся киноискусством.
|