ДМИТРИЙ РУМЯНЦЕВ
Прощание
Не покривив ни сердцем, ни душой,
перед листом, как перед образами,
я говорю теперь со всеми вами,
за жизнь цепляясь каждой запятой.
В отточиях, цезурах, между строк
перехожу на еле слышный шёпот,
который громче крика, но не ропот,
тем более не мужество — порок
уже и в том, что я не умолчу
об ужасе, закрашемся в разлуку,
и в том, что бесконечно верный звуку,
я тишину, как азбуку, учу.
Ещё и в том, что я не позабыл
и до сих пор томительно ревную
бесплотную, крылатую, святую,
которую мучительно любил;
которая останется вот-вот,
когда иссякнет гласных колыханье,
проводником негромкого дыханья,
оракулом молчаний и длиннот.
КИНЕС КИЗИИТОВ
Саранча.
(стилизация)
Не покривив ни сердцем, ни душой
я, словно вор, в ночи влезаю в окна
чужих домов, похожих на полотна
Малевича — своею чернотой.
В прохладных комнатах, забыв про шум дорог,
перехожу на еле слышный шепот,
который громче крика, но не стрекот,
тем более не мужество — порок
уже и в том, что я не умолчу об ужасе
при виде длинных крыльев
в глазах людей, и их тупом бессилье,
и криках громких «Бейте саранчу!».
Ещё и в том, что я не позабыл
И до сиих пор обиженно ревную
Бесплотную, крылатую, святую,
Которую мучительно любил;
которая останется со мной,
когда крыла устанут колыхаться,
слепой мечтой воинственного братства,
прекрасной и желанной сатаной.