С этого номера «ПС» открывает новую рубрику, авторы которой будут знакомить вас с новинками отечественной и мировой литературы. Также здесь будут публиковаться рецензии, обзоры и рекомендации — т.е. рассказываться о том, что нас волнует, вдохновляет, побуждает к творчеству или заставляет дискутировать. Для начала мы поделимся с вами совсем свежими восторгами: в прошлом году московское издательство «АСТ» начало выпускать серию «Современная Отечественная Проза».
Первой книгой из этой серии, попавшейся на глаза «ПС» стал роман «Джандо» москвича Романа Канушкина. Прочитав первые несколько страниц, читатель, исходя из сюжетной линии и стилистики романа, решает, что перед ним — обыкновенный детский детектив а ля Хичкок сотоварищи. Однако уже через несколько страниц становится ясно, что вывод неверен. Реалистичное описание современной Москвы вдруг окутывается серебристым туманом мистики. Однако и мистика уходит вскоре на второй план, уступая место древней африканской культуре, вернее — древним культам и мифологиям местных племён, так глубоко исследованных автором. За великолепно выдержанной стилистикой и художественностью образов можно разглядеть натуральный быт и верования современной Африки, которые описывал ещё в 1970-х гг. французский учёный Б.Оля. Однако Канушкин идёт дальше — легенды древних племён обретают совершенно иное толкование в современном мире. И хотя фабула романа весьма типична: Добро побеждает Зло, форма и авторский почерк оставляют глубокий след. При прочтении возникают некоторые ассоциации с Р.А. Уилсоном, «Маски иллюминатов», В.Головачёвым, «Посланник».
Вторая книга этой серии — «Пенелопа» армянской писательницы Гоар Маркосян-Каспер — полная противоположность «Джандо». Это слегка легкомысленный внутренний монолог, опять же, слегка эксцентричной интеллектуалки, обожающей хорошую литературу и оперную музыку, но более всего — высокопарное патетическое размышление обо всём, что встречается на тернистом пути её скоротечных мыслей. С привлечением всего литературно-музыкального богатства её разума. Постмодернистская звукопись, тончайшие и неожиданные аллюзии, элементы гипертектста вкупе с бесхитростными историями армянского народа, описанием быта современного Еревана, переживаниями молодой девушки, тонким психологизмом и великолепным остроумием. «...Надо к этому отноиться философски и нечего разводить антимонии. А также церемонии, антиутопии и прочие сантименты...», «...как любят злословить армяне, «о какой русской культуре может идти речь, Пушкин — негр, Лермонтов — шотландец, Мандельштам — еврей, Чехов наверняка чех»... а Чайковский, хочется добавить, по всей видимости, чайка?..» — вот наугад выхваченные из книги отрывки, которые целиком характеризуют стилистику и настроение «Пенелопы». Надо добавить, справедливости ради, что первая страница романа посвящена легендарному Джойсу и его «превосходному, долговременному сооружению» (В.Набоков) — «Улиссу». Со свойственной Пенелопе бескомпромиссностью и прямотой она заявляет: «Не признаваться же в приличном обществе, что ты не читал/читала (ненужное вычеркнуть) Джойса!». А дальше идёт перемывание косточек случайно (или концептуально?) попавшейся под руки жертвы. Однако эта тема не прекращается и по ходу романа: изредка на извилистых дорожках пенелоповского сознания встречается угрюмый Блум, за ним, словно тенью, следует прустовский Сван. Пересечения с классиками ХХ века есть и в сюжете и в форме повествования. Очень свежий взгляд на вечные проблемы.
Книга, о которой пойдёт речь сейчас появилась в печати аж в 1988 году, сразу же принеся автору мировую известность. Стилистика, потрясающая лёгкость и красочность изложения, мифологизм и тонкий психологизм её очень напоминают лучшие образцы классики ХХ века — в частности, Габриэля Гарсиа Маркеса. Более того, с последним автора книги «Последний мир» Кристофа Рансмайра связывает ещё и неодолимая тяга к анахронизмам, подчёркивающих надвременность происходящих событий. «Последний мир» — это роман о великом древнеримском поэте Публие Овидие Назоне, вернее, о его легендарных «Метаморфозах», за котороые он был навечно сослан в островной городок Томы. Потрясённый, Овидий перед ссылкой уничтожает рукопись. Хотя сложилось так, что рукопись была восстановлена, Рансмайр несколько видоизменяет историю. Молодой римлянин Котта пускается на поиски книги, но находит лишь весть о смерти Назона. Завязнув в железном городишке Томы, Котта вдруг осознаёт, что персонажи «Метаморфоз» живут вокруг него! Такой демографический состав, разумеется, многократно усиливает символический характер романа. «Назон... Ну как же, это ведь лилипут, в августе он приезжал со своим фургоном в город и, как стемнеет, показывал на белой задней стене бойни шумные фильмы про любовь. Между сеансами он продавал эмалированную посуду, кровоостанавливающий квасцовый камень и турецкий мёд, а собаки выли под музыку из его динамиков». Так свпоминали о нём горожане. Не правда ли, напоминает цыганский табор из «Сто лет одиночества», привозивший подобные изобретения в жилище Буэндиа? Однако ни о каком «литературном пиратстве» и графоманстве речь идти не может: Рансмайр использует многие современные литературные приёмы для обрамления своего собственного стиля, для более чёткой передачи образов. Очень советуем всем читателям «ПС» прочесть эту редкую книгу (М.: Радуга, 1993г.).
А эта книга — буквально подарок любителям экзистенциальной психологии и литературы, интеллектуалам и рефлексирующим творцам — очерк психологии творчества Ролло Мэя «Мужество творить» . В котором известный американский психоаналитик рассуждает о природе творчества через призму всей западной культуры — от Платона и Сократа до Джойса, Томаса Вулфа и Дюка Элингтона.
КИНЕС КИЗИИТОВ