«И тут в его бытие ворвалось нечто невообразимое. Он вдруг осознал, что имеет границы. Что существует находящееся внутри него и за его пределами, а сам он заключён в некие рамки, за которые не в силах выйти. Это было непостижимо, но это было реальностью, тем новым законом, по которому ему предстояло существовать...»
(Виктор Пелевин. «Иван Кублаханов»)
«Где-то есть город / тихий, как сон. / Пылью тягучей / по грудь занесён»... «...Обречены. Это — город-дракон / Пасти раскрыл в ожидании жертвы». Это, поверьте, «срифмовалось» совершенно случайно: сон — занесён — дракон... Но, похоже, весьма символично. Тем паче, что строки Роберта Ивановича Рождественского отдалены во времени от строк молодой талантливой омской поэтессы Юлии Бернадской не одним десятком лет.
Как-то в приснопамятные времена, когда город О. вместе со всей страной вставал на перестроечные котурны демократии, искусствовед Владимир Чирков, слегка уставший от каждодневной борьбы с ветряными мельницами чиновничества, спросил меня: «А ты никогда не задумывался, почему из нашего города уехало и уезжает так много талантливых людей?..». Я, помню, отшутился тогда: мол, трудно, наверное, жить в городе, который, с одной стороны, задыхается от гордости по поводу того, что в 19-м веке в «местной крепости» отбывал наказание Достоевский, а с другой стороны — всё никак не может решить проблему с установкой памятника Фёдору Михайловичу.
А вопрос тот остался-застопорился где-то в «подкорке» и стал с каждым годом всё чаще и чаще пульсировать-напоминать о себе. В блокноте вдруг появилась тенденциозная страничка, куда я — уже почти автоматически — стал вносить строчки из стихов поэтов о городе О. Например: «Ты мне болезненно нравишься, // Город навылет» (это Владимир Красных). Или строчки Григория Макарова: «Что делать, когда ты живёшь // В городе, который молчит?..». Или же социально-«экологический» финал стихотворения Олега Клишина: «В июне»: «В чёрных хлопьях рассыпчатых сажа // по-вороньи над городом кружится». И, конечно же, — Леонид Николаевич Мартынов с его исповедально «вырвавшимся»: «Веет зимней глубочайшей грустью // снежный ветер, заметая след. // Думаешь невольно: «Захолустье! // Ничего здесь не было и нет!»... «Заметая след...». Словно в пику своему же, «хрестоматийному»: «Скажи, какой ты след оставишь?..»
Страничка моя «тенденциозная» заполнилась очень быстро, строки заполонили весь блокнот, который я с грустной иронией озаглавил: «Записки о городе О.». И уже не только стихотворные строчки больно (а порой — с сарказмом, а иногда — с иронией) стонали со страниц блокнота.
...Понял вдруг, что даже в своих журналистских материалах уже почти автоматически выхожу на тему больную, с городом О. связанную. Вот фрагмент интервью с молодой актрисой театра драмы Анастасией Светловой, напечатанного в журнале «Омск театральный» в ноябре 1997 года:
«ВОПРОС: — Представь, что у тебя в руках книга, а на ней — заглавие: «Книга судьбы...». И ты раскрываешь её и, заглянув в будущее, узнаёшь, что никогда не уедешь из Омска, что в этом городе пройдёт вся твоя жизнь, здесь у тебя родятся дети, здесь ты получишь звание...
ОТВЕТ: — Не надо!.. Мне стало страшно...»
И далее — «врезка»-отступление:
«...Готовлю к печати фрагменты нашей беседы. И на этом месте в душе возникает некая пауза, как будто «точку болевую» задели... Снова тревожно всколыхнулась зыбкая, мешающая жить «тема»: Омск и его отношения с теми, кто «делает культуру» — с Творцами. Как там Настя сказала? «Я трудно принимаю Омск...». Категоричность южанки? Или интуитивное понимание того, чем чреват «культурный центр Сибири Омск», когда становится на всю жизнь «средой обитания»? Ой, тема-темочка, за которую уже столько лет взяться хочется, да чувство самосохранения мешает!..»
От постыдного чувства самосохранения избавился давно, чему способствовало и рождение «Омской музы» (по сути, первого в истории города О. журнала, посвящённого культуре и искусству, журнала, судьба которого сегодня, после выхода в свет 13-ти номеров, оказалась, как и многое в сфере Культуры города О., под вопросом; впрочем, если говорить прямо, не под вопросом даже, ибо на журнале, по сути, поставлен крест), и ясное осознание того, что «тема-темочка», к счастью, волнует многих людей, населяющих город О.
Фраза литературоведа, писателя Сергея Поварцова из предисловия к книге «Капитан воздушных фрегатов» о Леониде Мартынове — наотмашь:
«Он покинул Омск в феврале 1946 года, чтобы никогда более не возвращаться в него».
Никогда более... И точно так же — никогда более, на протяжении полувека! — благодарный город О. не издал ни одного сборника своего великого земляка, классика отечественной литературы.
«Меня убили. Мозг втоптали в грязь...». Это — Аркадий Кутилов. Я читаю предисловие Геннадия Великосельского, друга погибшего поэта, к книге Кутилова «Скелет звезды». Резкое, больное до озноба :
«Стыдно, но в родном городе имя поэта, рядовая строка которого могла бы сделать честь любому из ныне мэтрствующих стихотворцев, до сих пор остаётся в тени... У города, когда-то убившего своего поэта, есть ещё шанс замолить этот грех... Сегодня уже, казалось бы, ясно, что в Сибири, в городе Омске, жил и творил выдающийся поэт, которым могла бы гордиться вся Россия. Только вот Россия этого до сих пор ещё не знает. Не потому ли, что об этом до сих пор ещё «не желает» знать и сам Омск?..»
Потому, Гена, именно — потому! Не-же-ла-ет! Молчит город О. И даже по поводу изданной благодаря тебе книги Аркадия Кутилова — молчит.
А как он молчит об Иване Андрееве, основателе одного из первых в России светских театров — Омского «Оперного дома»! Я цитирую литературоведа и журналиста Марка Мудрика:
«Больше тревожит другое: забвение его имени и дел. Редкие материалы (в основном в научных изданиях) картины не меняют. Даже 250-летие замечательного сибиряка, выпавшее на 1994-й год, осталось незамеченным. Промолчали газеты, радио, телевидение,прошли мимо юбилея основателя «Оперного дома» омские театры. Злого умысла в том не было, скорее — неведение и безразличие, вдвойне обидные в городе, искусство, наука, самопознание которого начинаются с Ивана Андреева... <...> Об издании же сочинений Андреева, на чём настаивал ещё почётный гражданин Омска и всей Сибири Григорий Николаевич Потанин, никто до сих пор не задумался».
Фрагмент этот — из замечательной книги М. Мудрика «Театральные повести», после долгих мытарств наконец-то изданной, книги уникальной по своей сути и с исторической, и с искусствоведческой, и с просветительской точек зрения («Ваша книга — подлинный документ, который, я надеюсь, будут изучать многие поколения историков театра и просто его поклонников. Вся Ваша книга — подвижнический труд автора, влюблённого в историю своего города, своего театра», — написал в рецензии на эту рукопись наш прославленный земляк Михаил Александрович Ульянов, тоже в своё время покинувший город О.).
А в блокноте моём — ещё один фрагмент из повести Марка Мудрика «Житие Ивана Андреева, гражданина омского и семипалатинского, в офицерском чине при театре и разных учёных делах состоявшего». Переписывал — под каждой строчкой мысленно подписывался:
«Трудно назвать омича (кроме нескольких спортсменов и политиков), который обрёл бы всероссийское имя, живя в родном городе. Со времён Ивана Андреева с упорством, достойным лучшего применения, отторгает он талантливых людей. Столь же «целенаправленно» их не замечают из столичного далека. Стало едва ли не обязательным условием: состояться, получить признание можно, лишь уехав в Москву, в Питер, и чем раньше — тем лучше. Ещё в детстве расстались с Омском Иннокентий Анненский, Михаил Врубель, Роберт Рождественский, в юности простились с ним Виссарион Шебалин, Михаил Ульянов, и этот список легко продолжить. Даже влюблённый в свой город Леонид Мартынов в конце концов покинул его.
Если же задержался, остался здесь, — варианты иные. До исхода дней своих слыл городским чудаком Антон Сорокин. Аркадий Кутилов, чьи стихи вошли теперь в Антологию русской поэзии ХХ столетия, жил в Омске неизвестно где и погиб неизвестно как. Место захоронения до сих пор не найдено. В полной безвестности пребывал четверть века Арсений Горохов — изобретатель первого в мире персонального компьютера, по давней российской «традиции» так и оставшегося на бумаге. Только когда книга отечественных рекордов, достижений и открытий с примечательным названием — «Диво», а вслед за ней телепередача «Очевидное — невероятное» рассказали о нём, замечательного изобретателя разыскали в Омске. Нет, не «засекреченного». И не за профессорской кафедрой. Среди тех, кто в последние годы остался... без работы... <...> Но не вечно же так будет продолжаться, рано или поздно Омск оглянется на себя. Увидит тех, кого не замечал раньше, вспомнит всех, кто достоин памяти».
В цепочке причин, превращающих город О. в «город-дракон», есть, мне думается, давно уже дискредитировавшее себя наиглавнейшее «звено». Где-то в середине 90-х годов сказал один из высоких омских государственных чиновников, озвучил на телевизионных каналах: «Если мы не поддерживаем талантливых людей, то просто грош цена нам всем... Что имеем — не храним, потерявши — плачем. Нам надо вести такую политику, чтобы мы при жизни замечали талантливых людей, окружали их заботой, вниманием, создавали им необходимые бытовые условия. И талант человека ещё больше расцветёт! Такая политика должна быть поставлена во главу угла всей нашей деятельности».
Правильно и мудро сказано. Но — не более того. Не поддерживаются талантливые люди, не окружаются заботой «при жизни». Имеются — и не хранятся... Но молчат по этому поводу избранные. Избранные ставить в зависимость от себя талантливых людей. Молчите и дальше! Можно, правда, Александра Галича на магнитофон при этом поставить, чтобы — в унисон: «Промолчи — попадёшь в палачи!..»
...Я думаю о молчании. О нём, наверное, хорошо думать молча. Не получается. И я беру в руку авторучку. Чтобы не стыдиться молчания своего.
Молчание — действенный способ сокрытия правды. Молчание — всё более и более внедряющийся в городе О. стиль работы чиновничества. Молчание — предтеча забвения. Молчание — одна из мощно действующих форм уничтожения человека... Это было не так давно: самоубийство замечательного фотографа-мастера Валерия Черненко город О. «замолчал». Видимо, не вписывалось страшное и трагическое происшествие в «концепцию культурного развития региона». Фотомастеру Черненко не на что было купить даже хлеба... Говорят, была и посмертная записка, в которой Валерий Андреевич не скрывал, что хочет своей смертью обратить внимание «властьпредержащих» на то, в каком унизительном, диком, нищенском положении находятся люди, работающие, творящие в сфере Культуры...
Наивно, конечно же, думать, что самодискредитированные Слуги народа и Нужные («распределяющие блага») люди (вспомнил классификацию Светланы Рябцевой) привели город О. к драконовским методам и способам организации творчества и бытия. Есть ещё и понятие «стаи». И не дай Бог, если человек не просто талантлив, но и самодостаточен, вне стаи. Город О. не любит «одиночек». И не любил никогда. Впрочем, иногда город проявляет к ним благосклонность: это в том случае, если «одиночки» каждый «пятый четверг» высиживают в приёмных руководящих чиновников, а попав на приём, — обязательно что-нибудь — как все! — просят (булгаковское «сами придут и сами всё дадут» — это не про город О.). Если просит — значит уже в стае! Значит — можно и «заметить талантливого человека при жизни». Тем паче, есть возможность и причастным оказаться; что там у него? книжку издать хочет? конечно, поможем, дорогой, конечно, издадим, талантливый вы наш, только вот на эту страничку — строчечку крупными буковками, мол, «издано при нашем замечательном главном участии», и редактора давайте из нашего управления, а вот сюда, на первых страничках, давайте сделаем предисловие Первого Человека, с фотографией...
...И тут я опешил! В городской газете «Четверг» (26 августа 1999 г.) — «на ловца и зверь бежит»! — читаю монолог главного психотерапевта Омской области Олега Шалева о «характере» города О. Внимание!
«Когда приезжаешь в Омск из Москвы или Питера, энергия бьёт ключом, весь кипишь, какие-то смелые мысли рождаются, нестандартные идеи… Проходит немного времени, и город захватывает тебя в свои тиски, темп замедляется, и вскоре ты понимаешь, что в сущности тебе ничего такого не хочется».
Ай, браво! Вот только вывод уважаемый учёный делает вслед за этим весьма странный:
«Это не так уж и плохо, как может показаться на первый взгляд. Бьющая через край энергия закупоривается городом, но это даёт ему возможность постоянно поддерживать состояние устойчивости, стабильности, нормы».
Перечитываю ещё раз. Нет, логики не вижу. Бред! Что же, извините, хорошего, когда город — мало того, что «захватывает тебя в тиски», так ещё и «закупоривает» твою энергию!? А может, психотерапевт побоялся сказать другое: что город О. — яркий образец «энергетического вампира»? И вот тогда-то всё становится на свои места: не дав человеку проявить свою энергию (реализовать себя!), город «высасывает» её из человека, и это даёт ему возможность (см. выше) «постоянно поддерживать состояние устойчивости, стабильности, нормы».
И, конечно, немаловажно вот это — «когда приезжаешь в Омск из Москвы или Питера...». То есть, энергией ты можешь зарядиться только вне города О.
И не это ли и есть главная причина, из-за которой многие талантливые люди уезжают из города О., чтобы никогда в него не вернуться? Созидательная энергетика одиночек (по сути, — подвижничество), как бы самодостаточна она ни была, тоже имеет свои пределы. Безвозмездно «питая» не только город-вампир, но и множество людей своего круга, не обладающих даром самостоятельного «вырабатывания» энергии, творец-одиночка в конце концов... выдыхается. «Ласковый город, спасибо тебе» — это хорошо. Красиво. Этими строчками город О. даже свои «культурные массовые мероприятия» называет. И вот только, похоже, вспомнить не может, как заканчивает строфу поэт. А, право же, есть смысл вспомнить:
«...Ласковый город, спасибо тебе.
Мы не приедем, напрасно не жди.
Есть на планете другие пути...»
Ни больше, ни меньше: «Мы не приедем, напрасно не жди...».
...О, как всё не случайно!.. Спустя год я увидел уже упомянутую посмертную записку Валеры Черненко. Он хотел, чтобы это было передано в какую-либо из редакций. Мне рассказали, что некоторые редакции видели эту записку-черновик. Печатать не стали по банальной причине: «почерк неразборчив, никто не может прочитать»... У меня, вообще не обладающего дешифровальными способностями, «расшифровка» записки заняла не более пяти минут. Цитирую дословно:
«Ув. ред!
Нам, ..., хотелось бы поставить вопрос и получить ответ на него.
Почему сейчас, когда финансовая неразбериха в стране достигла своего пика, когда (зачёркнуто) выдача постыдно нищенских зарплат т. н. «бюджетной сфере» приобрела характер откровенного издевательства, безбедно существует и множится многомиллионная армия государственных служащих, то же, по-видимому, относится к «бюджетной сфере».
(зачёркнуто)
Почему? По какому моральному или юридическому праву эти люди, начиная с президента и кончая мелкой чиновной букашкой из районного ЖЭКа, спокойно получают (пусть и с некоторыми задержками) свои оклады, в десятки, сотни, тысячи раз превышающие т. н. минимальную зарплату, на которую прокормить можно ну разве что кошку.
И не является ли это чиновничье самообеспечение легальной, (зачёркнуто) трудно искоренимой, а потому наиболее опасной формой воровства?
Вот вопрос, на который мы надеемся получить ответ».
«Конец цитаты». Конец жизни человека.
...Тополиный пух слепит глаза. Тополиный пух влетает через форточку кабинета и проникает в рукописи, которыми так счастливо завален мой стол (июнь; идёт работа над «Омской музой — 2000»). Мой блокнот с «Записками о городе О.» давно закрыт. Не потому, что «тема исчерпана». Просто недавно написалось странное стихотворение. И после него — словно точку поставил. До будущего года, века ли, тысячелетия?..
Стихотворение про город О.
Город О. обхожу я походкой усталого стражника,
Что угрюмо кружит, охраняя чугунную клеть.
Сонный замкнутый круг, и его разорвать — точно так же, как
Серой Шейке с подбитым крылом попытаться взлететь.
По ночам, когда в свете луны фонари как распятия,
Слышен тихий, тягучий, унылый, скрежещущий звук:
Всё смертельней смыкает свои полукружья-объятия
Город О., странный город-зеро, город-ноль, город-круг.
Это что-то творится неладное с нашими душами,
Застилает сердца и глаза, червоточит в судьбе.
А над городом О. проплывают фрегаты воздушные,
Но никто их не видит, все под ноги смотрят себе.
Город О.!.. Проходя сквозь твою полнолунную мертвенность,
Знаю я, почему так к тебе неизбывна любовь:
Сделай шаг лишь один, — та любовь превращается в ненависть,
Но — по принципу круга! — любовью становится вновь.
На плакатах — посулы, где много и зрелищ, и хлеба нам;
Автор лозунгов знай лишь — макает в чернила перо;
Прочитаешь — и даже поверишь, что будешь востребован
Этой жизнью, такой же нелепой, как город-зеро.
От причин и до следствий «цепочки» все узнаны-вызнаны,
Кроме самой последней, в которой судьба — «от» и «до».
Но по клетке округлой, я знаю, бродить мне пожизненно.
Приговор окончателен.
Подпись внизу:
«Город О.».
СЕРГЕЙ ДЕНИСЕНКО
*
Монолог Сергея Денисенко, редактора журнала-альманаха «Омская муза», о городе О. – послание тем людям, тем творцам, которые ещё остаются творить и жить в нашем городе. Журналу «ПС» очень близка эта точка зрения – в этом мы заодно. Город, сколь бы мы его не любили – всё же пожирает нас с потрохами. Сколько уехало отсюда и сколько ещё уедет – не пересчитать!..
ОТ РЕДАКЦИИ